Крысиная башня - Страница 127

127

Помолчал и продолжил:

— Вот ты свою жену и испортил! Женщине что надо? Думаешь, обожание и пъедестал? Хрен там! Ей, как и всякой божьей животине, нужны рамки; ясные и понятные границы — от сих до сих. И тогда она радостна и довольна!

— Как корова в стойле?

— А хоть бы и так! — взвился Толик, — Все всегда можно переврать! Я говорю «рамки», — ты говоришь «стойло». Кто прав?? А? Что критерий истины? Ты знаешь??

Помолчали. Толик продолжил, уже тоном ниже:

— Критерий истины — практика. А практика показывает, что та же Элеонора, получив хавку и триндюлей; но осознавая, что находится в безопасности и будет ночью оприходована, — она радостна и счастлива, и другой жизни не желает. Поскольку другой жизни не видит. У нее — рамки. Родители ей не объяснили, — приходится мне, блин, педагогикой заниматься! И успешно, на! — благо она понятливая. А твоя… Которую ты на пьедестал все ставил… Она голову задирает — ваааа… Небо! Вниз глянула — там ты тусуешься, на нее снизу вверх глядишь. И другие, такие же членоголовые. Она и думать начинает, — если я такая вся цаца, что так высоко меня ставят, — так, может, я и летать умею?? И — хха тебя ногой в рыло, — штоб от тебя оттолкнуться, и, стало быть, воспарить… Туда, где орлы и орлицы, типа, летают, — она с ними не знакома; но, бля, в позитивной книжке прочитала… В этой, как ее? Ты говорил?…

— Луиза Хей, Лиз Бурбо, — голос бати был сух и мрачен.

— Вот. Лиз и Луиза. Они для нее становятся авторитетами; а ты, типа — гавно, тебя надо как ступеньку использовать, чтобы туда же, к орлам и звездам! Типа воспарить!

Помолчали.

— Да я, если у Элеоноры в руках такую хрень увижу, она у меня два дня пятый угол искать станет, и при этом умолять, чтоб не уходил! Три дня минетов вместо хавки, черт подери! — Толян явно завелся.

— Моталась у тебя по этим, по «тренингам личностного роста и позитивного мышления», тебя стала в хер не ставить — и что?? Когда обломалась жосско, — кто стал виноват? Она? Эти Лиз с Луизой? Да ты же и стал виноватым! Потому что ты — мужик, ты думать должен, а баба по определению думать не способна; у ней п. да заменяет думалку! Рамки! Ясные и конкретные рамки бабе нужны, а не пьедестал! — тогда она будет довольна и счастлива! Хоть сейчас до тебя это стало доходить??

* * *

Толик, который, кажется, понял, что несколько перегнул палку:

— Слышь, братан, а мне кажется, что ТВОЯ как бэ не прочь и помириться с тобой, не?

— C чего так решил?

— Нуууу… Видно ведь. Тако она к тебе вдруг ласковая и внимательная. Да че ты? Тебе ж не 14 лет — сам, небось, чувствуешь?

Последовало долгое молчание. Звякнуло стекло, булькнуло.

— Будешь?

— Не-а. А что ты-то надумал?

— Хреново на душе. Разбередил ты.

— Я виноват?

— Нет, конечно.

— Чувствую. — после паузы, хмуро сказал Олег — Чувствую. Я все чувствую. Такая моя натура. Ну и что?

— Ну и… Ну? Как ты сам к этому?

— Никак. — отрезал тот, — То есть вообще никак.

— А что так?… — деланно удивился Толик, которому явно просто хотелось вновь потрепаться.

Олег весь этот поверхностный интерес видел, но этот момент сам был больным у него, зудел как зуб с дуплом, требовал сделать выводы, выговориться…

— Толян… Я же тебе рассказывал. Тут ведь дело не в какой-то ссоре, когда помирились и снова «любовь». Тут вопрос глубже. Я даже не знаю, поймешь ли ты, у тебя все по другому…

— А ты попробуй, вдруг пойму?!. - слегка вновь подзавелся Толик.

— Поймешь-поймешь, если не поймешь — я повторю, специально для тупых, — в тон ему ответил Олег и продолжал:

— Я ведь думал, что у нас семья. СЕМЬЯ — с большой буквы. Я ведь как это понимал? — что раз семья, то друг другу доверять можно сто процентов. Все это — нае…лово, дипломатия, увертки и вранье всякое, — это там, для внешнего мира. Внутри семьи все должно быть честно. Более того, я вот как-то прочитал, и мне эта мысль запала: что жениться, или там выходить замуж надо тогда, когда ты готов за своим любимым человеком ухаживать, когда он болен, когда он прикован к постели; таскать из-под него горшок, и обмывать его, когда он не успел горшком воспользоваться… Ты морду-то не криви, Толян, ты в суть сказанного вникай. Понятно, что на твой взгляд, и не только на твой, такой подход более подобает женщине — самоотречние ради любимого и так далее… Накачал этим кинематограф и литература, да. Мужик, как ты полагаешь, должен быть суров и не сентиментален, — так ведь?…

— Брателло! — перебил его Толик, — Давай ты будешь про себя, а не про меня. Чо-то ты все на меня сбиваешься, ты давай про себя шпарь, раз начал.

— Да. Так вот. Хорошо ли, плохо ли, но у меня была такая идеализация семьи — что в семье все должно быть по-честному. Чтоб полагаться можно было сто процентов…

Он подумал, помолчал, и добавил, явно чтоб сгладить впечатление от излишней, на его взгляд, напыщенности сказанного:

— Ну, оно, само собой, не исключает некоторый левак на сторону, время от времени, — во всяком случае, для мужика…

— А для бабы? — тут же с интересом подхватил Толик.

— Может и для женщины, да… Но, в общем нежелательно. Потому как в «сходить налево» для мужчины и для женщины есть разные совершенно подходы. Мужик ведь что — он полигамен по натуре. Сама природа требует от него осеменить как можно больше полноценных самок. И эмоции или там любовь тут совершенно не при чем. Нет, я понимаю, ты, к примеру, несомненно, влюбляешься в каждую сучку, которая у тебя ночует… Так ведь?

— Само собой! — с ухмылкой подтвердил Толик, — Аж до утра!

127