Крысиная башня - Страница 150

150

Я вообще всегда имел ввиду возможность «покушения» на меня, тот же брошенный лом, и потому был настороже. Чуть что — я бы всегда успел «выпасть» из комнаты в коридор, где они меня не достали бы из-за цепей, пристегнутых к батарее. Но и уж потом бы… Если бы они рискнули пойти на такое, то тот перфоманс, что устроил Толик с их дружком в подъезде девятиэтажки посредством топорика, показался бы им детским мультиком рядом с фильмом ужасов.

А вообще я практиковал делать проще, — указывал «фронт работ» и уходил читать в соседнюю комнату. Если вдруг удары в стену становились, на мой взгляд, редкими; или не сильными, — я возвращался. По правилам, установленным батей, это выглядело так: не входя в комнату, я командовал:

— Инструменты на пол, лечь ногами ко входу, руки за голову, время пошло!

Толик так их надрессировал на эту команду, что выполняли они ее так же быстро, как выражался батя, «как новобранцы в учебке по команде старшины „Вспышка сзади!“». Потом вообще, для краткости, стали командовать «Вспышка сзади» — и понимали, гады! Особенно когда недостаточно быстрое выполнение команды сопровождалось жесткими звиздюлями.

Я издалека заглядывал в комнату, увидев, что они лежат «по регламенту», входил. Раздавал звиздюли за нерадивую работу и, наметив очередное «от сих до сих, в темпе, время пошло!», уходил опять в другую комнату читать. «Таинственный остров» мне положительно нравился; хотя с объемом работ, провернутым на острове столь ограниченной группой людей, Жюль Верн, пожалуй, и приврал…

Сейчас мне просто было интересно их поведение, само развитие интриги. Сериал, еклмн!

Через час вернулся вконец замордованный батей потный Равшан.

Джамшут заискивающе спросил «Который час?», явно ожидая обеда; но, получив вместо ответа затрещину, поплелся под батиным конвоем продолжать долбежку перекрытий.

Вернулся он перед обедом весь взъерошенный, едва сдерживающийся. Во время обеда придвинулся поближе к Равшану и на ухо шепнул:

— Че узнал-то… Это сука нас сдает, оказывается… Да еще врет к тому же!

— Э, закончили базар! — прервал я их междусобойчик.

Зато ночью мы по радио могли насладиться завершением интермедии. Как только батя пристегнул их цепи к батарее и ушел, пожелав спокойной ночи, Равшан-Анафема неожиданно пнул бывшего главаря и скомандовал:

— Иди-ка к параше, постой там! Нам тут с Вальком перетереть надо!

— Ох. ел?? — вызверился Ибрагим-Бруцеллез, — Че за секреты?? Тут говори!

— Иди, я сказал! У тебя со Старым свои секреты, у нас с Вальком свои!

— Ты че несешь, какие у меня со Старым секреты??

— Иди к параше, тебе говорят! А то удавим ночью, и скажем, что сам удавился! — поддержал Джамшут Равшана.

Последовала короткая возня, звяканье, звук падения тела на пол; потом невнятные угрозы и наконец, шаги, сопровождающиеся позвякиванием цепи.

— Слышь, он на нас стучит Старому, точно тебе говорю! Причем врет ведь, паскуда! Свои слова нам приписывает! Я теперь понял, че меня вчера Старый пизд. л! Ты прикинь, долблю я сегодня, долблю; а Старый развалился в кресле и че-то болтает, че-то философствует, типа. Я особо не вслушивался в его пизд. ж, но тут он возьми и скажи: «Вы, типа, если в Крыса лом метнете и промахнетесь, а тем более если попадете — то потом на этом ломе все втроем и надеты будете, — через задний проход до гландов!» Я, бля, сначала своим ушам не поверил; думал он так, пизд. т ни о чем, а он и продолжает: «Это ведь твоя идея, не так ли?» Я так и офигел. Не, говорю, не понимаю, о чем вы говорите, Олег Сергеич, — а сам-то понял, это он, Бруцеллез, нас сдает, за колбасу и сигареты. Гонево нам прогоняет, — а потом сдает, типа от нас!

— Точняк! Бля буду, от него колбасой пахнет!

— А потом мне и говорит: «Хочешь селедку? Кушай, говорит, это Ибрагим не доел!»

— Ах он сука! Селедку, он, значит, не ест! Чтобы пить не хотелось и чтоб не воняло!

— А это ведь из-за него вообще мы тут, помнишь??… Были бы при Инее…

— Э, че за секреты между братвой? Мы ж бригада, вы помните?… — послышался неуверенный голос бывшего главаря.

— Иди сюда, бригадир, побазарим…

Мы приникли к приемнику. Батя довольно ухмыльнулся, Толик подмигнул.

Послышались шаги и звяканье цепи.

— А что вы… — голос Ибрагима прервался сочным звуком удара и вскриком; потом звуки ударов стали непрерывными; динамик приемника хэкал и гукал, выплевывал задушливые ругательства, — в спальне пеонов шло побоище, вернее — избиение бывшего главаря.

— Гы, разыграл, интриган, бля! Дай пять! — Толик шлепнул батю в подставленную ладонь, и заторопился:

— Разнять надо, затопчут же, испортят собственность!

— Ниче-ниче, — неторопливо поднимаясь, сказал батя, — там, кроме цепей, железных предметов нет; парень он здоровый — быстро не затопчут. Зато теперь сговариваться им будет несподручно…

Вот теперь Ибрагим после той ночи и был уже три дня «на больничном» — убирал мусор, держал наваренное на пруток зубило под кувалду, словом, был «на легких работах», — хотя подельнички ему ничего и не сломали, но ребра помяли изрядно, он три дня плевал и мочился кровью; батя даже думал, что не выживет. Ничего, оклеймался, скотина. Про какое-то сочувствие к нему речь однозначно не шла, — я бы скорее пожалел скорпиона или гиену.

Этажом ниже грохнул выстрел. Пеоны бросили работу и уставились на меня.

— Че вылупились? Работать! — скомандовал я, — Сейчас вернусь, — если с этой стороны кирпичи не будут оббиты и упакованы, — выпишу всем горячих! Работать, уроды! — и пошел посмотреть, как там Толик с Белкой упражняются; Толян предупреждал, что сегодня палить будет. Устроил, блин, полигон…

150