Крысиная башня - Страница 157

157

Тогда они решили вернуться. Вернуться домой, в свою квартиру, где прожили почти всю жизнь. Зачем? Просто потому, что это был их дом. И они пошли назад, пешком, без денег, без пищи, не надеясь ни на что, кроме удачи. Ни Володя, ни Люда не захотели вспоминать про обратный путь. При одном только напоминании о возвращении и о том, что при этом пришлось пережить, Люда плакала, а Володя темнел лицом, стискивая сухонькие старческие кулачки.

И вот они здесь.

Напившись сладкого чая с печеньем, они до сих пор не могли поверить, что смогли вернуться. Вскипела вода, Лена повела их мыться. Канализация ведь не работала, и мылись мы теперь своеобразно — поливая себя из ведра ковшиком, стоя в ванной, слив из которой через шланг шел в пластмассовый бак на лестнице, — чтобы под уклон стекала вода. Бак потом относили выливать на улицу, или проще — выливали прямо из окна…

Пока они устраивались, мы поднялись в нашу «совещательную залу» — квартиру Устоса, и там обсудили относительно их. Батя конкретно высказался за то, чтобы «их оставить»: нам нужны были еще люди, чтобы обеспечивать, черт побери, «обороноспособность» и быт: следить за пеонами в наше отсутствие, навести порядок в запасах, помогать по хозяйству и в готовке пищи… Толик резонно заметил, что «обороноспособность» обеспечивается нашей огневой мощью, пока еще невысокой; а отнюдь не наличием двух стариков.

— Да это так, все так, Толик… Но ты учитывай вот что — сейчас все больше сил будет уходить на организацию хозяйства, на поддержание существования. Мы-то что? Мы будем обеспечивать обороноспособность Башни, и снабжение ее продуктами питания и вообще всем, нужным для жизни. Но обеспечивать быт в самой Башне, наш тыл, после того, как перестала поступать вода и отключили электричество, поверь, стало намного сложнее…

— Да че там сложного-то?…

— Что сложного? А ты посуду давно мыл? Хотя бы? А стирал что?

Вопрос явно поставил Толика в тупик. Он не заморачивался такими пустяками.

— Вот. А ты понимаешь, что даже не для того, чтобы сготовить пожрать; а хотя бы для того, чтобы жрать из чистой посуды, нужно притащить воды, нагреть ее… На чем нагреть, знаешь? Я ведь запретил греть на газе, ты в курсе? Газа мало. Значит, надо греть на дровах. На керосинке, на бензиновой печке. Это все нужно организовать, за этим всем надо следить. Ты знаешь, что бабы недавно тут чуть восстание не подняли — горячую воду за-ежедневно требовали! Где ее взять??

— Какие бабы? — спросил сбитый с толку Толик.

— Наши. Лена. И твоя Белка, кстати. Не знал? «Не желаем вонять как бомжи!», типа. Мыться, они, видите ли, хотят, и непременно «в человеческих условиях!» И зима скоро. Печку надо ставить. Топить печку. Дрова готовить. Воду таскать — из бассейна, через дырки в стенах — представляешь? Ты будешь таскать?…

— Че ты накинулся-то?… Я ж не против. Я просто рассуждаю…

Я видел, что батин натиск на Толика, то, что он говорил «жрать, жрать», подстраивался под его лексикон, имело целью убедить того согласиться на возвращение Васильченков; что ему хочется, чтобы они вошли в нашу «стаю товарищей». Я-то видел, что при всех его логических построениях ему просто жалко стариков. Я тоже был «за».

Толик в конце концов пожал плечами:

— Да пусть, мне-то что? Только чтоб они не лезли в наши дела. Пусть занимаются хозяйством, а в наши дела не лезут.

На том и порешили.

Когда уже Олег лежал в постели, и при свете небольшого кемпингового светильника читал книгу, в квартирную дверь негромко постучали. Взяв с тумбочки рядом с кроватью люгер, Олег пошел открывать. Из своей комнаты выглянула испуганная Лена. В Башне не принято было после наступления сумерек приходить «без звонка», благо батя протянул телефонные провода и установил связь с жилищами всех обитателей, а также со своим «постом охраны» и мастерской на шестом этаже, где иногда и ночевал.

Это был Володя.

— Володь, ты че? Тебе же сказали — не ходи по Башне. Тут мы сюрпризов для непрошенных гостей наставили до такой-то матери. Завтра все тебе покажем — а пока не ходи! Ты че? Подорваться хочешь?

Тот, не отвечая, жестом показал, что хочет войти.

Олег посторонился, пропуская старика. За ним тенью просочилась Люда.

— Че ты? Что не так? Устроились?…

— Да. Все хорошо…

У нас были ключи от их квартиры, и мы, конечно же, ничего у них не трогали. Все их вещи лежали там и так, как они их оставили при отъезде «в сад», «на пару-тройку недель», как они считали…

— Так что вы?

— Олег… — было видно, что старик говорит в сильном волнении, — Лена… Мы хотели вам сейчас сказать… Обязательно сегодня… Мы хотели сказать…

— Да что случилось-то??

— Мы хотели вам сказать, как мы рады, что смогли вернуться. Что мы очень благодарны вам, что вы приняли нас…

— Да че ты, Володь!.. — Олегу на мгновение показалось, что тот присутствовал в «зале совета», слышал обсуждение, когда всерьез обсуждалось оставить их, или… Или прогнать? КУДА прогнать?…

Олегу стало неприятно от одной мысли, что старый Володя мог слышать это «обсуждение».

Старики стояли в своем чистом домашнем, вымывшиеся горячей водой, впервые за много недель досыта и разнообразно накормленные. Впервые за много недель они будут спать в своей, В СВОЕЙ квартире, и в своей постели; впервые за все это время они чувствовали себя в безопасности, — в основном не из-за толстых кирпичных стен Башни и мощных решеток на окнах, не из-за стальных дверей, а из-за спокойной уверенности Олега, Толика, Сергея; мужчин Башни, не расстававшихся, как они видели, с оружием ни во время еды, ни во сне.

157