Дикая мысль мелькнула в его мозгу — рывком достать верный люгер (всегда наготове, всегда за поясом, всегда надежен, безотказен), — мгновенно, движение отработано тысячами повторений, никто даже понять ничего не успеет, — и прострелить ей голову! Потом — ствол себе в рот…
Зачем жить??
Зачем жить, если все кончено? Сколько можно терпеть, надеяться? Ведь все кончено — неужели непонятно??
Она так и не поняла, что только мгновение отделяло ее от небытия.
— Бать, пошли, а? Или я пойду — а ты дай мне свой ствол? Ну? На ночь — дай? Я тебе завтра верну… — канючил что-то почувствовавший Сергей.
Взгляд Олега упал на сына. Тот тоже что-то говорил, но слов не было слышно.
Нет. Рано еще уходить. Впереди… Да. Семьи нет, будущего нет. Но есть интерес. Просто интерес — жить дальше, и смотреть — до чего же мы все, черт подери, докатимся? И это, черт подери, интересно! И потому…Потому можно и подождать. Куда спешить? Всегда успеем! Кто сказал, что будущего нет??
Кто сказал, что цели нет? А просто жить, — разве не цель?
Слегка пошатываясь, больше не сказав ничего, он пошел спать.
— Лена, зачем ты так?… — подсела к столу Люда, когда кроме них с Леной и Володи, убиравшего со стола, никого в комнате не осталось.
Лена только всхлипывала, уронив голову на стол. Люда стала гладить ее по спине, успокаивая. Обернулась к Володе:
— Что ты? Ты не убирай, оставь, я сама сейчас помою, пока вода горячая.
— Я парафин пока потоплю. Свечки поделаю.
— Да что на ночь глядя-то? Горит, что ли?
— Так недолго ведь. Пусть застывает пока. Чтоб формы не простаивали…
Литье свечей стало для Володи своего рода хобби в постБПшной Башне. Деятельная натура требовала дела. Он уже не мог позволить себе бегать, тренироваться на улице, и потому бегал, нарабатывая сбитые за время скитаний и голода, навыки, по этажам Башни. И весь день он был занят, упорно трудясь на большом хозяйстве Башни, а вечером, больше «для души», лил свечи.
Прочесывая окрестности с мародерскими целями, Олег, Толик и Сергей не миновали и 118-ю поликлинику, теперь — с выбитыми стеклами на первых-вторых этажах, с сорванными зачем-то входными дверями. Собственно, для мародеров там не было ничего интересного, — лекарственные лотки, процедурные и аптеку разорили гопники в поисках наркоты и спирта еще в первые недели безвластия. Но Олег знал, что искать — в кладовой он обнаружил запасы медицинского розового парафина, применявшегося в процедурах. Его было много — порядка 20 килограмм в 500-граммовых кирпичиках, завернутых в пергаментную бумагу, и он был никому тогда не нужен… Сейчас Володя освоил из него производство свечей.
Технология была несложной, но не без хитростей: в конусного вида форму, склеенную из бумаги, натягивался вымоченный в растворе буры и высушенный хлопчатобумажный фитиль. Потом туда заливался расплавленный парафин.
Вообще с освещением было и так нормально, — раз в день на пару часов заводили один из генераторов, затащенный, для глушения звука, в находящийся в изоляции туалет одной из квартир; пока он охлаждал пару холодильников со скоропортящимися продуктами, заряжали аккумуляторы светильников и ноутбуков.
У Олега и без того были большие запасы уже готовых, фабричных свечей — как «длинных», так и «чайных», в алюминиевых чашечках; а в период всеобщего развала и мародерства сувенирные самые разнообразные свечи в разбитых магазинах и ларьках просто валялись под ногами, никому не нужные. Олег с Крысом натаскали их запас не на один год; кроме того у Олега было запасено и несколько керосиновых ламп с запасом керосина — но их пока не зажигали во избежание керосиновой вони. Собственно, хватало и фонариков на аккумуляторах, и аккумуляторных светильников, свечи же по вечерам зажигали больше «для антуража»; Володя даже, сделав переучет свечей, предлагал продавать их на рынке, поскольку после исчезновения электричества свечи неизмеримо выросли в цене; но Олег не одобрил:
— Чего ради? За что продавать? — за бумажки? Хватит уже верить бумажкам, пора это было уяснить еще «в том» мире. Свечи — вещь нужная в новом мире, и дешевле они не станут. Пусть лежат…
Теперь Володя чисто для души каждый вечер лил свечи, подбирал состав, менял фитили, добиваясь ровного приятного глазу окраса и надежного горения без копоти, что было не так и просто самоучке. Но дело раз за разом шло на лад, и он гордился шеренгами новых свечек, пополнявших кладовую Башни благодяря его усилиям.
Потом по вечерам, кроме свечек, он еще занялся снаряжением патронов для всего гладкоствольного вооружения 12-го калибра: «помпы», обреза-вертикалки и «Мурки» Иванова. Вскрыли несколько машин во дворе, разбили аккумуляторы — конечно, орудовал Толик с устосовым «клевцом». Свинец промыли прямо на улице, сложили в таз, и утащили в Башню — лить из него картечь. Как это делается в наших, кустарных условиях — выяснили в батиных же компьютерных архивах. Оказалось — ничего сложного: наклонная доска в таз с водой, на ней — поливаемый водой войлок, — и лить свинец тонкой струйкой. Потом — сортировать получившиеся свинцовые «бусинки» по размерам, — не очень качественно, но вполне приемлемо для ближнего боя. Собственно, вместо войлока использовали полу от кашемирового пальто Белкиного бати, — вот он, наверное, удивился бы в свое время, узнав, как будет использоваться его дорогой прикид…
Со временем у Володи картечь стала получаться не хуже чем заводская. А при снаряжении патронов он стал экспериментировать — и в конце концов дошел даже до такого изыска, как «связанная картечь» — это когда картечины перед укладкой в патрон надрезаются и скрепляются между собой тонкой проволочкой или леской; — тогда картечь не «расходится» на расстоянии, а летит пучком… Чего только не напридумывают люди, когда оружие становится средством добычи пищи или выживания…