Крысиная башня - Страница 196

196

— Мы нашли Графа. Вернее, то, что от него осталось.

Лена ахнула и прижала руки к лицу.

— Осталась от него шкурка и кости. Его съели бомжи из соседнего дома…

Лена с ужасом смотрела ему в лицо. На глаза набежали слезы. Сергею показалось, что известие о том, что ее собаку, ее любимчика Графа, балованного и домашнего, съели какие-то бомжи, произвело на нее большее впечатление, чем то, что в «операции „Картошка“» мы застрелили мужика. Это был Граф. Граф. Рыжий подлиза, попрошайка. Член семьи.

Молчание затянулось. Первым его нарушил Сергей:

— Вот так вот — съели? И ты им?…

— И я им — ничего. Потому что у них там — ребенок. Девчонка лет пяти. Полагаю, она тоже Графа ела… — он, прищурясь, посмотрел Лене в лицо:

— Впрочем, вас я не останавливаю. Могу проводить туда, отомстишь за… За собаку. Я вот — не смог.

Он вынул люгер и положил на стол.

— Или ты, Серый. Можешь посчитаться за рыжего…

Сергей опустил глаза в стол. Белка всхлипнула. Лена выбежала из комнаты.

Толик проворчал:

— Вот никак без театральных эффектов… Щас она, схватила парабеллум, и побежала творить справедливость, ага!..

Через пару дней Лена потребовала отнести «в тот подвал» крупы и консервов. Олег резко отказал. Сторону Лены приняла Белка и, хотя и очень «осторожно», и с оговорками, Васильченки.

Олег пообещал «сейчас пойти в этот подвал и в полрожка решить этот вопрос!»

Лена швырнула в стену тарелку и объявила голодовку. Белка удрала реветь к себе в комнату. Васильченки испуганно шушукались между собой. Толик, скривившись, только раз процедил «Ну и что ты ждал?…» и больше в эту тему не встревал.

Через двое суток жесткого психологического прессинга Олег сдался и собрал в коробку «набор жратвы для этих сволочей, которые один черт сдохнут не этой, так следующей зимой!»

СЕСТРЫ

— Ир, ты подходи к Башне… Я каждый день выходить не могу, только когда на базар, вот как сейчас, и то все вместе. Одну не выпускает. И ОН выход заминировал. Я так и не разбираюсь в этих их минах… Да и Васильченки сообщат, если я дверь открою. Ты с торца Башни подходи, как стемнеет. С торца обязательно, там, где на окнах решетки зеленые, а изнутри досками забито. Ты там стой, я окликну. Только с двора не заходи, там бабка с верхних этажей следит постоянно. Вечером. Хорошо, Ир? Я что-нибудь придумаю…

Лена вышла из павильончика на рынке как раз когда Олег готов уже был войти.

— Что долго? Есть там что полезное?

— Да нет… Все как везде. Так… Посмотрела.

— А, ну пошли. Что еще надо-то? Зелень вон там продают, там и по цене нормально, я спрашивал. Пошли, возьмем, да домой. Кстати, заметили, как почему-то совсем мало колхозников стало? Я спрашивал — говорят, сейчас из многих сельхозкоммун просто в город не выпускают — непонятно почему. С чего бы?… Даже блоки на дорогах. Серый, тебе что надо?

— Че бы здесь такого было, чтоб мне надо? Здесь-то?

— Ладно, не ной, найдем тебе пистолет, найдем. Ты прям как Белка нудный стал. Пошли, что ли?

— Нудный, нудный… И ничего не нудный…

* * *

Сестру Лена встретила совершенно случайно. Они не виделись и не общались с тех пор, как еще в начале лета тесть сестры, Иван Макарович, вдруг вывез всех своих, то есть и семьи своих обоих сыновей из Мувска. Он, как и Олег, что-то чувствовал. Два срока еще в Афгане, советником при командире афганского танкового полка, обострили чуйку военного пенсионера достаточно, чтобы относительно вовремя почувствовать надвигающиеся неприятности. Никому ничего не сказав, он свернул весь бизнес, перевел все активы в «движимое имущество» и куда-то съехал. Куда, зачем? Лена не знала, перед отъездом ей удалось переговорить с сестрой по телефону совсем кратко. Олег догадывался почему, но не «куда» — но молчал, с Макаровичем у него были реально неприязненные отношения. Он считал его хотя и прошаренным воякой, уважал как запасливого хомяка, но презирал как человека, крайне «неопрятного» в коммерческих и дружеских отношениях, проще говоря — считал его жлобом и корыстной сволочью. Несколько совместных коммерческих операций с новоявленным родственником, свекром сестры жены, еще в 90-х, наглядно показали, что тот не только не держит слово, но и прямо всегда норовит любое дело обратить к чисто своей, узкокорыстной выгоде. Для Макаровича не было другой «семьи» кроме себя-любимого, постоянно третируемой жены, Татьяны, в общем, хорошей, но несчастной тетки; и двух сыновей с семьями, женой одного из которых, Авдея (дань славянской моде в свое время) и была Ирина, младшая сестра Лены. Даже сама Ирина «входила в семью» отнюдь не на полных правах, а лишь как жена старшего сына и мать двоих его внуков. Во внуках Иван Макарович души не чаял, а вот с невесткой постоянно конфликтовал, — пока они не разъехались по разным городам: старый остался в военном городке под Мувском, где и вышел в свое время на пенсию, где у него был бизнес; а старший сын с семьей перебрался в Мувск, где построил себе через долевое строительство квартиру как раз накануне начавшихся в мире «событий».

Отношения у них в семье были своеобразные. Во всем царил коммерческий подход, что сразу оттолкнуло от них Олега, который совсем по-другому представлял себе и семейные, и родственные, и дружеские отношения. Обещания выполнялись только в том случае, если их выполнение было выгодно обещавшему, или благополучно «забывались»; взятые в долг деньги не возвращались, пока кредитор уже окончательно не выходил из себя и не начинал «давить на все педали»; любое дело поворачивалось только к своей, узкокорыстной выгоде. Апофеозом было однажды высказывание подвыпившего Макаровича: «Не умеете вы, молодежь, дела вести! То ли дело я: с людей имею, а они даже стесняются мне напомнить про мои долги! Вот как надо!» Олег так работать не умел и не хотел, в таком ведении бизнеса не видел перспективы, и постепенно контакты между ними свелись к чисто формальным. Ходили в гости по праздникам, отмечали — иногда — дни рождения. Не больше. Олега удивляло, как так можно: в конце 90-х Макарович уже прилично раскрутился, — отталкиваясь от капитала, наработанного на торговле левым горючим в период, когда он после увольнения из армии работал начальником топливного узла; имел свой магазин, сеть точек в пригородах; но ни разу не предложил родственнику, каковым себя полагал Олег, его семье, хотя бы палку колбасы без магазинной наценки, — в то время, когда Ирина, в то время уже жившая в доме Макаровича с мужем — его сыном, встречаясь с сестрой, без задней мысли рассказывала, что «они домой тащат столько, что половина пропадает и потом выбрасывают на помойку!»

196