Старший шарит по разгрузке — но это была последняя граната.
— Быстро! Туда! Закати еще одну, в комнаты! — командует он бойцам, — Теперь он попался!! — с мрачным торжеством орет он.
За угол летит еще одна граната, в комнате грохает взрыв. Готовые разнести в щепки все что попадется на пути, штурмовики врываются в зачищаемую квартиру. Короткие очереди — в диван в углу, по тумбочке с опрокинувшимся разбитым телевизором, по тлеющей шторе у выбитого окна. Никого. Еще граната летит в приоткрытую дверь туалета — штурмовики приседают, зажав уши — взрыв, сорванная с петель дверь вылетает в коридор. Еще граната во вторую комнату — снова взрыв; ворвавшиеся оглохшие штурмовики яростно прошивают густыми очередями «по-американски», как в боевиках, все, что может служить хоть каким-то укрытием, вплоть до дешевенькой кухни из обшитого цветным пластиком ДСП. Наконец, стрельба прекращается, штурмовики шерстят комнаты в поисках тел. Но тел нет…
Только тут Старший обращает внимание, что прицепленная к разгрузке рация настойчиво сигналит, требуя связи. Включил.
— Константин Валерьевич, тут сверху какие-то крики… Вы не послушаете?…
— Кто «крики», какие крики?? — в запале орет он, в ярости, что человек, только что расстрелявший его бойца, казалось, растворился в воздухе.
— Тут крики… На лестнице. Сверху. Кто-то кричит «Помогите, помогите!»
Старший наконец сообразил, что это говорит то трусливое чмо, Яков Михайлович, по наводке которого они и влипли в эту авантюру.
— Ты где??
— Я тута, на площадке…
— Так что же ты, скот, по рации мне тут вещаешь, когда стоишь в двух шагах за дверью?? — ревет Старший, и вылетает на лестничную площадку.
— Так у вас там стрельба, взрывы… — лепечет тот, но не договорив, валится на пол от тяжелой пощечины.
Упав, тот и не пытается встать, прикрывая руками лицо и испуганно глядя снизу вверх на разъяренного Старшего, — целый подполковник в той, прошлой жизни, солдафон по жизни, он ведь и пристрелить может…
— Где кто кричит? — немного успокоившись, спрашивает тот; но тут из квартиры раздается крик:
— СтаршОй! Старшой, Валерьич, глянь — вот он куда ушел!
Он бросается обратно в квартиру. Там — простреленный и изорванный осколками угловой диван отодвинут от стены, обнажив пролом в деревянном полу, и дальше — в бетонной плите пола. Достаточно широкий, чтобы мог пролезть человек средней комплекции; и приглашающе свисающая вниз толстая веревка, привязанная за заднюю ножку дивана, недвусмысленно объясняет, куда делся парень.
— Гранату туда! — командует Старший, и уже опережая его слова, в пролом летит граната. Грохает взрыв.
«Ах ты че-е-е-ерт, он ведь мог уйти совсем вниз!! Это что же, опять его по всему подъезду искать??»
Старший, сообразив, ломится из квартиры, выбегает на лестничную площадку, едва не послав плечом в нокаут стоящего напротив квартиры Якова Михайловича, перепрыгивает через безжизненное тело своего бойца и лезет, оступаясь и матерясь, через нагромождение холодильников и тумбочек вниз, на шестой этаж. Попутно вспоминает, что там они ведь оставили бойца, раненого в ногу, и уже ожидая увидеть его бездыханное тело. Но! Тот вполне жив; туго перетянув бедро бинтом, на котором уже алеет кровавое пятно, он сидит на полу, опершись спиной о стену, держа на животе готовый к стрельбе автомат.
— Тищенко! Тишенко… Жив?… Оч-чень хорошо! Паси вот эту вот квартиру — он ткнул пальцем в железную дверь, — Этот шустрик, что тебя подстрелил, спустился в нее через пролом в полу. Он там теперь, в ловушке! Если не успеет выбраться в окно… О! Точно!
Он хватает рацию, и нажимает сигнал вызова.
— Коробочка! Коробочка?? Сашок! Слышишь меня? Прием. Хорошо. Давай обойди дом на ту сторону, на проспект. Там может из окна седьмого этажа попытаться спуститься один шустрик — встреть его из пулемета! Тут, мимо нас он уже не проскользнет. В темпе!
Во дворе громко фыркает, заводясь, двигатель БМП.
— Вот так… Тищенко — значит, пасешь эту дверь! При попытке открыть — лупи из автомата прямо насквозь, должно взять!
Как для подтверждения своих слов Старший вскидывает автомат и дает короткую очередь в железную дверь, обшитую коричневым дерматином. В двери появляется несколько дырочек с торчащим из них утеплителем.
— Отлезь вот сюда, чтобы не напротив. Тут не достанет. Лупи короткими, главное — не дай ему высунуться. Выкинет гранату — укройся вот… за ним… — Старший, проинструктировав бойца, перекантовывает вниз здоровенный холодильник «Атлант», обрушенный с восьмого этажа, и вновь, в охотничьем азарте, бежит наверх.
Яков Михайлович все так же стоит в коридоре, неумело сжимая в руках подобранный автомат убитого.
«Аааа, как знал, с него толку как с козла молока… Ладно, пусть понюхает порох и кровь, поменьше будет за долю торговаться, морда…» — думает Старший и орет ему:
— Ну что ты встал? Вот что ты встал?? Давай, вперед, на зачистку, нах! Кто там чего у тебя кричал? Вот и иди разберись!!
— Эээээ, может быть, мы вместе… Константин Валерьевич?… — жалко блеет штатская рожа. Уууу, так бы и дал прикладом, столько ребят уже положили из-за его «классной наводки», сволочь…
— Сам, нах!.. — и в квартиру, к ребятам.
— Ну как там?
— Молчит.
На секунды задумался, походил. Лезть в пролом или ломиться в дверь?… Быстрее надо, быстрее! Не нравятся мне эти ходы и эта явная «продуманность обороны»… За дверью, за железной дверью, опять-таки может ждать какой-нибудь взрывчатый или стреляющий сюрприз; так что ну его, лучше через дыру в потолке, расчистить там все гранатами — безопасно… Про себя Старший уже решил — если еще хотя бы один трехсотый — то уходить. Черт с ним, с реноме, с престижем; что ребята полегли, а ничего оттуда не взяли, — шкура дороже. Чутьем бывалого волка он чуял, что непруха сегодня, совсем непруха! А сначала казалось — так удачно вошли в дом… И вот — трое отличных бойцов, совсем не пацаны неопытные — убиты, и еще один с навылет простреленным бедром, и сколько он еще будет небоеспособен… И ни одного трупа «с той стороны», вот что бесит! Да-а-а, втравил этот унылый идиот!