Крысиная башня - Страница 16

* * *

А потом мама ушла от нас. Произошла у них с батей очередная размолвка… Хотя нет, «размолвка» — это мягко сказано; они разругались вдрызг — и мама ушла. Опять началось:

— Ты боишься жизни! Так все считают! Да, все наши знакомые! Ты забиваешь себе голову дикими бреднями о конце света, ты…

— Конец света? Бредни? О чем ты?? Ты когда последний раз ходила в продуктовый магазин, если считаешь что это я отрываюсь от…

— Ты думаешь, я не знаю, что ты закупаешь и где-то прячешь продовольствие? Да ты совсем рехнулся!

— Повторю: когда ты последний раз ходила в магазин?? Когда сравнивала цены сейчас и полгода назад?? Когда, наконец, ты задумывалась о том, к чему и как мы идем?…

— Ты, как дурак, думаешь, что можно запастись на всю жизнь! Ты…

— Это ты дура! Ты даже не знаешь старого анекдота, где старый чукча говорит геологу: «Мне не надо бежать быстрее медведя, мне достаточно бежать быстрее тебя!»

— Ты задолбал с анекдотами!

— Ты даже не понимаешь, про что я сказал!

Минута злобного пыхтения на кухне, — и батя высказывается, уже тоном ниже:

— Ты не хочешь понять простую истину: это — не страх! Это даже не предосторожность — как можно назвать «предосторожностью» то, что откровенно неизбежно? Ну как тебе объяснить?? Может, через бизнес поймешь: это можно назвать «инвестициями» в будущее, как в бизнесе, когда скупаются участки под застройку.

Аналогия: «Титаник» столкнулся — но музыка еще играет. Тот, кто занял место в шлюпке, надел спас. жилет — значит ли что он боится жизни? Нет — он «сделал инвестицию в свое спасение»! В свое будущее, так как он оценил обстановку и понял, что корабль идет на дно. То, что у других будущего нет — не его дело. Каждый обязан думать прежде всего о себе, и решать свои проблемы; свои и своей семьи! А что делаешь ты, в приложении к истории с Титаником?? Он уже крен дал — а ты в каюте выбираешь наиболее эффектный цвет помады для вечера в корабельном ресторане… Ты понять не можешь, что «вечер в ресторане» — все, отменен! Не будет! Будет ледяная вода и крики тонущих!

— Ты уже достал нагнетать! Я не хочу тебя слушать!!

— …Так что разговор может идти о правильности или неправильности предвидения, не больше — то есть задача просто сводится к стандартной бизнес-оценке рисков. Но ты ведь даже не берешься рассуждать о вероятностях и о предпосылках — ты с ходу отметаешь все предположения о том, что «может быть хуже» — а это не разговор вменяемого человека, это подход верующего…

— Сам ты дурак!!

Ушла к своей сестре жить. А мы с батей остались в квартире. Честно говоря, дышать стало свободнее. Не потому, что батя мне все разрешал, а мама запрещала, — совсем наоборот, — как раз батя меня постоянно «строил», а вот мама почти и не интересовалась чем я живу, что меня интересует… Мама была вся увлечена своим косметическим бизнесом — постоянные встречи, «презентации», общение с дистрибьюторами по телефону и через интернет… Нельзя сказать, чтобы она прямо «вся была в работе», — тоже нет, свободного времени у нее хватало, но в сободное время она читала какие-то книжки. Я посмотрел раз: Луиза Хей… Лиз Бурбо… «Счастье быть женщиной.» «Современнавя женщина — кто она?» «Ты — хозяйка своей судьбы!» и прочее. Или смотрела фильмы на своем компе через интернет, «позитивные», как она выражалась.

Наверно, я больше, как и батя, заточен на рационализм — я смысла в этом не видел. Меня не дергает — и ладно!

А батя был прав — не знаю уж как в мире, я не интересовался такими «новостями», а в городе, в стране вообще стали твориться дела нехорошие: ввели нормирование продуктов, все больше стало криминала, — и серьезного криминала, с убийствами и грабежами. Витрины магазинов стали одеваться решетками, как и окна квартир на первых-вторых этажах. Встали основные промпредприятия, я узнал, что родители многих моих одноклассников перестали получать зарплату. Люди потянулись в деревни…

У нас- то дела как бы шли и неплохо, по сравнению с другими, кто работал «на зарплату»; сказывалась, как батя выражался, «диверсификация доходов», но чувствовалось, что и это ненадолго.

Я случайно узнал, что батя, оказывается, достаточно давно и серьезно тарится продуктами, всякой консервированной и сыпучей шнягой. Проще говоря, подслушал, как он по телефону обсуждал какую-то «мелкооптовую поставку» жрачки — где, как и зачем он все это складировал, я тогда не знал. Да и не думал особо — как-то фиолетово было, чесслово. Жизнь хороша, лето только начинается!

* * *

Они случайно встретились на улице. Буквально столкнулись нос к носу, Олег ее не сразу и узнал. Хотел обойти — не удалось.

Дама средних лет, с коком крашеных в платиновый цвет волос, молодежно одетая, глуповатые голубые глаза… Амбиции и самоуверенность. Сестра жены, к которой и убежала; то есть нет, — гордо ушла жена. «Определиться, как нам дальше жить.»

— Ты… — она примолкла, соображая, как обратиться. Вариант «разойтись молча» она почему-то не задействовала. Давно уже ни она его, ни он ее не называл по имени. Да и разговаривали только когда она звонила на квартирный телефон и попадала на него, просила позвать Лену. Так же безлично: «Лену позови к телефону», и он так же безлично отвечал «Сейчас» или «Нету ее» и клал трубку.

— … - долго над Леной будешь издеваться??… — нашла она слова, сразу, как в защиту, переходя на сварливо-бабский тон, — … будешь издеваться??…

Он смотрел на нее молча. Счеты у них были давние. Он ее ненавидел и презирал. Больше презирал, чем ненавидел. Молча, холодно, давно и безнадежно. Если бы он мог, он бы ее убил. Просто чтобы вычеркнуть из жизни раздражающий объект, как выключают злым рывком шнура из розетки доставший радиоприемник. Но он молчал. Потому что она была «сестра жены», и потому что, собственно, все было сказано; отношения раз и навсегда, как он надеялся, выяснены. После того разговора в старой квартире он вообще не сказал ее ни разу резкого или оскорбительного слова. Он вычеркнул ее из списка «родственников». Вообще из «списка» людей, с которыми надо бы поддерживать отношения. Он всячески старался дистанцироваться от нее. Он давно и бескомпромиссно считал ее полной, конченой сволочью. Вернее, даже не сволочью — это было бы для нее слишком почетно. Просто дрянью. Дрянью, глупой бабой, поступившей по своему бабскому, своекорыстному и наглому суждению подло. Но он молчал. Все эти годы. Да, периодически она звонила и попадала на него, тогда приходилось звать жену.