Крысиная башня - Страница 56

Сейчас мне, честно говоря, было уже некогда слушать, что он думает, я собирался на встречу с Антоном — будет Анька, может — Юрик со своей подругой, Саша, Блэки — все наши. Соберемся у Аньки — это недалеко. Но я уж знаю, что в такие минуты надо бы человека выслушать.

— Да, бать? Че?…

— Ты ведь знаешь, что я в Сибири родился?… В маленьком таком затруханном, зимой весь снегом заваленном городишке…

— Ну, типа, знаю. И что?

— Я, может, стареть стал, но вот… Иногда вспоминается что-то совсем-совсем далекое… То есть вообще из детства. И все такое… Такое близкое кажется, и красивое, и дорогое… И в то же время — далекое. Как через стекло смотришь — а ни крикнуть, предупредить; ни постучать в стекло не можешь… Как какой-то вброс из прошлого — ярко-ярко, кажется, захочешь шагнуть — и ты там… Но не получается…

Вот блин. Че это его так растащило на меланхолию? Причем и воспоминания-то ни о чем. Он вообще-то мужик вполне земной и конкретный, но иногда на него как найдет…

— … учились в школе. Школа была такая небольшая, двухэтажная. Зимой по второй этаж ее снегом заносило. Мы сидели, и старательно учились писать. Еще перьевыми ручками. Автоматическими такими, ну, ты не застал. И ручку нужно было дома перед школой заправлять чернилами, а то конфуз мог случиться… Сидим, пишем — а за окном снег идет, темнеет. Там зимой вообще рано темнеет. А мы еще и во вторую смену учились. Или урок труда. Ну — «труда», — это одно название, мы ж маленькие. Сидим, вырезаем что-то из цветной бумаги ножницами, наклеиваем на картонки — что, уже не помню. Цветная бумага еще у кого какая, в основном убогая, и мало ее; и мы ее экономим, обмениваемся… А какой-то мальчик вырезает из синей бумаги прямо из центра листа, не экономит, его спрашивают — зачем так? А он — «А у меня много!» — и показывает, у него и правда много, целый рулон этой синей бумаги, прямо богач по тем школьным-то временам… Что вот вспомнилось?…

А после уроков перед тем как идти по домам кидаемся снежками. Снег глубокий, в сугробы проваливаемся по грудь… Свет такой из окон школы, желтый, электрический — на сугробы, и снег идет… Падает эдак хлопьями в свете из окон. Что вдруг вспомнилось?… Все так ясно, но не достучишься; я там не я, — другой, хотя и такой же… Дед еще жив был, бабушка… Мочь бы достучаться, помочь, подсказать что-то этому мальчику, мне; все могло бы быть как-то иначе…

Он оглянулся от окна на меня и торопливо добавил:

— Нет, оно и так нормально, просто… Как бы… Нет ничего такого, что нельзя было бы сделать лучше — если бы знать.

Он тяжело вздохнул.

— Знаешь, Серый, к чему мне это все вспомнилось? Мне кажется, к тому, что придет время — и мы вот этот момент будем вспоминать, как безвозвратное «далеко»; будем грустить о безвозвратно ушедшем времени и понимать, что все можно было бы сделать по другому, лучше, правильней… Не понимаешь, небось, ничего, что я тут несу?…

— Че не понимаю-то? Небось не дурак!

— Не, не понимаешь… Это просто на меня ностальгия накатила — но не по родине, а по детству. А ничего уже не изменишь — только что «через толстое стекло посмотреть». Ну и… Дай бог, чтоб нам в нашем прошлом, которое мы вот сейчас делаем, из будущего ничего не захотелось менять!

Что- то меня притормозило уходить. В конце концов к Аньке я всегда успею, а с батей «побазарить за жизнь» не так часто получается. Его вообще на философию накатывает, когда немного выпьет, но тут совсем ведь трезвый, то есть вообще… Что-то на него накатило, да…

А машины все шли и шли мимо.

— Серый, ты посмотри… Знаешь, о чем я думаю, глядя на этот исход? Умные такие лица. Актуальные, так сказать, как твоя мама выражается. Видно, что люди «в теме»; люди, адаптированные к действительности. С ними ухоженные женщины. Тусовщицы-дочки в макияже и длиннющих каблуках. Все очень уверенные в себе…

— Ну вот к чему ты все это?

— К тому, что смотрю и думаю: парадигма сменилась; та действительность, к которой они были так успешно адаптированы, умерла — но они пока этого не поняли. Пока. Чувствуют только некое неудобство, но уверены, что вскоре все образуется. Они думают, что это, типа, «локальные неприятности». Они не понимают, что неприятности-то — глобальные! Что…

— А ты, типа, понимаешь?…

Как бы не замечая некоторой насмешки в голосе сына, Олег продолжил:

— Я, типа, замечаю. Очень даже замечаю. И не только я. Серый, чтобы просчитать, что будет — для этого не надо быть ни Нострадамусом, ни Перельманом; достаточно внимательно следить за происходящим в мире, улавливать тренд, чуть-чуть сопоставлять… Ну и еще читать — не беллетристику и не обзоры мод, или там результаты спортивных матчей; а читать людей, которые в теме, которые происходящее видят изнутри, видят его движущие силы… И таких немало, поверь! Людей, которые незаангажированы властью, и трезво оценивают действительность. Которые приводили доводы. Которые все это вот происходящее предвидели годы назад! Но вот этим вот… — жест в сторону потока машин, — Им некогда было такой ерундой заниматься, как читать и сопоставлять. Они всецело заняты были сиюминутным преуспеянием. Актуализацией в текущий момент времени, адаптацией к уже имеющимся условиям существования; без оценки возможного и вероятного их изменения…

— Тебе, бать, статьи бы писать! Научные.

— Не. Это я не научно излагаю, а наукообразно. Ты, небось, и не понял ничего?

— Че, тупой??

— Не бычься… Кратко и понятно это все можно выразить так: к нам всем подкрался пушистый северный зверек по названию песец… И он полный такой песец, толстый, упитанный… Но ОНИ этого пока не видят, им некогда, они сиюминутные задачи привыкли решать; а видят это только самые прошаренные…